Почему конструктивизм возник в качестве влиятельной силы силы в области международных отношений и политики в конце XX века? Почему именно конструктивизм, а не любой другой теоретический подход? Конструктивистская перспектива международных отношений появилась в качестве противовеса к рационализму, который закрепился в политической науке США на протяжении последних десятилетий. Анализ современного склада мировых дел через призму социального конструктивизма дает нам уникальное понимание того, как интерсубъективные восприятия приводят к уникальным эпистемическими интерпретациям реальности, которые формируют идеологические рамки, в пределах которых генерируются социальные конструкты. Конструктивизм является ценным не только в определении мотивов поведения международных игроков, но и разворачивании механизма, посредством которого эти мотивы были созданы и приняты через процесс социального строительства – здесь лежит наибольшее значение конструктивистского подхода в теории МО. Формирование культуры, формирование национального самосознания, воображаемые сообщества, комплексы безопасности – конструктивистский подход остается бесценным инструментом в арсенале политических аналитиков, которые стремятся понять, как культура, история, общественный строй, религия, и язык, проецируют их влияние на международной арене, и в итоге: почему международные игроки ведут себя именно так, как они себя ведут?

После выборов в Европейский парламент 2014 года голоса евроскептических сил в ЕС звучат всё отчетливее, а их деятельность начинает напрямую влиять на политическую жизнь ЕС, что доказывают результаты проведенного 23 июня референдума о выходе Великобритании из ЕС. В этой связи толкование самого термина «евроскептицизм» и классификация его видов вызывает особый интерес в академических кругах. В данной статье сравниваются такие разновидности евроскептицизма как «идеологический» и «стратегический». Взяв за основу определения, приведенные в работах Н. Ситтера, П. Копецки и К. Мудде, автор анализирует деятельность британской Партии независимости Соединенного Королевства и итальянского «Движения пяти звезд». Несмотря на то, что обе политические партии, призывающие к выходу из ЕС и еврозоны соответственно и входящие в рамках Европейского парламента в одну фракцию – «Европа за свободу и прямую демократию», считаются настроенными против ЕС, евроскептицизм в их политике занимает далеко не одинаковое место. Это объясняется различиями как в историческом отношении к евроинтеграции британцев и итальянцев, так и в характере проблем, с которыми сталкивались страны, будучи членами ЕС. Посредством рассмотрения процесса становления партий, их структуры, анализа изначальных целей, содержания предвыборных программ, выступлений лидеров, а также тактики голосования в Европейском парламенте, автор последовательно доказывает, что в случае Партии независимости Соединенного Королевства евроскептицизм является идеологией, на основе которой выстраивается вся политика партии, а в случае «Движения пяти звезд» – лишь стратегией, направленной на привлечение электората.

Мировую систему раскачивают схлестнувшиеся друг с другом амбиции двух соперничающих блоков: США и их союзников, бьющихся за укрепление своей однополярной системы, и России с партнерами, стремящимися выстроить многополярный мир будущего. Скорость и масштаб развития событий ошеломляют стороннего наблюдателя, пытающегося разобраться во всех протекающих в настоящее время сложных процессах, и по правде говоря, понятно, что во всем этом можно запутаться. В попытке прояснить нынешнее состояние мировой политики и спрогнозировать направление ее развития, в начале статьи объясняется природа теории хаоса и описывается ее применение к формулированию концепции современных международных отношений. Далее вводится понятие «определение последовательности эволюции хаоса», которое по сути является моделью для понимания процесса хаотических изменений. Затем авторы обращаются к теме изменения мировой системы, включая наиболее значимые примеры того, как это изменение связано с сегодняшней действительностью. Далее, исследование объединяет два вышеупомянутых элемента (теорию хаоса и изменение мировой системы) и представляет перспективный геополитический анализ, который включает передовую теорию гибридной войны и нацелен на рассмотрение новой холодной войны в объективном контексте. Статью завершает предложение аналитикам изучить предложенную авторами концептуализацию гибридной войны, чтобы лучше подготовиться к пониманию и реагированию на грядущие события международной жизни.

В настоящей статье рассматриваются основные проблемы реформирования европейской миграционной политики на современном этапе. Обращаясь к общеевропейскому законодательству, а затем и к национальным правовым нормам, авторы пытаются проследить, как эволюционировал подход отдельных государств-членов ЕС к проблеме регулирования миграционных потоков. Кризис в этой сфере, особенно ярко проявившийся в 2014–2015 гг., вынуждает европейские страны искать конкретные пути выхода из сложившейся ситуации не только на наднациональном, но и на государственном уровне. Следовательно, в их подходах могут прослеживаться общие и особенные черты, нуждающиеся в научном осмыслении. Для иллюстрации последних изменений в европейской миграционной политике используются примеры двух стран, уже длительное время имеющих дело с повышенным объёмом миграций, – Великобритании и Франции. В обоих случаях наблюдаются известные трудности претворения политики в жизнь: приезжие не слишком успешно интегрируются в общество, предпочитают селиться в изолированных анклавах со своей культурой и религией, а в ответ активизируются партии, пользующиеся радикальной риторикой, призывающие перестроить миграционную политику максимально жёстким образом. И в Великобритании, и во Франции правительства оказываются вынужденными балансировать между активным приёмом мигрантов и необходимостью обеспечивать безопасность, угроза которой в таких социальных условиях становится особенно ощутимой. Авторы делают вывод, что т.н. «кризис беженцев», разразившийся в 2014-2015 гг., должен побудить европейские государства пересмотреть свои позиции по миграционной политике. Усугубившие «политику открытых дверей» потоки беженцев вызывают перенапряжение возможностей государств по приёму приезжих. Проблема уже успела перейти в плоскость безопасности, следовательно, необходимы ещё более энергичные меры по её решению. Правительствам Великобритании, Франции и других стран предстоит переоценить собственные приоритеты, и скорее всего, эта переоценка должна произойти в пользу более ответственного и ограничительного подхода к миграциям.

В статье предпринимается попытка анализа и описания французского опыта роли институтов, агентов и практик контроля иммиграции в консолидации общества с применением механизмов партисипативной демократии. Рассмотрены особенности иммиграционной политики Франции, показывается применимость подходов, связанных с моделями режима гражданства, позволяющими описать макротеоретическую основу для понимания социальной и политической терпимости по отношению к этническим меньшинствам. Показано, что вопрос о роли и месте этих мигрантов в обществах тех стран, куда они направляются, актуализирует разработку конкретной социальной политики, конструирующей образ мигранта в принимающем обществе, создание законодательной базы, контролирующей миграционные потоки, механизмов их адаптации, интеграции в собственное общество. В результате делается вывод о том, что в реализации миграционной политики Франция предпочитает основываться на дискурсивном подходе приоритета прав человека, а не на соображениях безопасности – диалектическое противоречие и взаимодействие которых можно наблюдать при анализе миграционной политики в ЕС, в целом.

Проведенные нами исследования показали, что между подушевым ВВП и интенсивностью антиправительственных демонстраций не отрицательная корреляция, а криволинейная U-образная зависимость: наиболее высокая интенсивность антиправительственных демонстраций характерна для стран ни с самым низкими, ни с самыми высоким, а со средними значениями ВВП на душу населения. Таким образом для более высоких значений подушевого ВВП характерна отрицательная корреляция между ВВП на душу населения и интенсивностью антиправительственных демонстраций, а для более низких – положительная. При этом откровенно сильная (r = 0,935, R2 = 0,875) статистически значимая положительная корреляция между ВВП на душу населения и интенсивностью антиправительственных демонстраций прослеживается в очень широком интервале (вплоть до 20 000 долларов 2014 года по паритетам покупательной способности – ППС). Данная корреляция частично объясняется следующим обстоятельствами: (1) рост ВВП в авторитарных режимах ведет к усилению движения за демократию, а значит и к интенсификации антиправительственных демонстраций. А так как в нашей базе данных (как впрочем и в реальности) авторитарные государства составляют очень высокий процент от числа всех государств с низкими значениями подушевого дохода, эффект роста внутреннего давления на авторитарные режимы в сторону демократизации по мере экономического роста в определенной степени (но никак не полностью) объясняет обнаруженную нами сильную корреляцию между ВВП на душу населения и интенсивностью антиправительственных демонстраций для слабо- и среднеразвитых стран. (2) В интервале подушевого ВВП до 20 000 долларов увеличение данного показателя достаточно сильно коррелирует со снижением доли авторитарных режимов и увеличением доли режимов неавторитарных (демократических и промежуточных). Наличие же неавторитарных режимов в данном диапазоне значимо положительно коррелирует с более высокой интенсивностью антиправительственных демонстраций. Это и есть еще один механизм, обуславливающий наличие сильной положительной корреляции между ВВП на душу населения и интенсивностью антиправительственных демонстраций в интересующем нас диапазоне. Вместе с тем проделанный нами дополнительный анализ показал, что оба вышеописанных механизма вместе взятые не объясняют выявленную нами корреляцию в полной мере, что означает необходимость поиска дополнительных механизмов и факторов.

Появление геополитических проектов объединения стран «Междуморья» («Интермариума») относится еще к периоду после первой мировой войны. В эпоху холодной войны одни страны Балто-Черноморского региона входили в состав СССР, а другие были советскими сателлитами. В постбиполярный период расширение НАТО и ЕС на Восток привело к усилению позиций Запада в Центральной и Восточной Европе. Литва, Латвия и Эстония превратились в форпост Запада на границе с Россией. Реализация проекта «Восточное партнерство» приводит к усилению влияния ЕС в Украине и Молдове. Возможная геоэкономическая интеграция в рамках «Междуморья» будет иметь невысокую эффективность. Белоруссия занимает ключевое стратегическое положение в регионе и остается союзником России. Потенциальные угрозы, связанные с геополитикой России в Восточной Европе, стимулируют страны Балто-Черноморского региона разрабатывать новые геополитические проекты создания оборонительного военно-политического объединения. Современная неоимперская геополитика США в Европе имеет целью усиление своего  влияния и направлена, в частности, на поддержку проектов региональных межгосударственных объединений, предназначенных для «сдерживания» России. Для стран Западной Европы геополитические проекты интеграционных объединений в Балто-Черноморском регионе могут иметь целью формирование «санитарного кордона» для изоляции от России. Украина наиболее заинтересована в реализации регионального геополитического проекта «Междуморье». Потенциальное военно-политическое объединение «Междуморье» будет полноценно функционировать лишь при условии сохранения конфронтации между Западом и Россией.

Статья посвящена анализу динамики внешней политики Китая через призму изменений понимания его руководством национальных интересов страны. Приводится краткое описание подходов к анализу национальных интересов западными авторами и сравнение их с китайской традицией. Анализ изменений внешней политики КНР в период перехода от четвертого к пятому поколению китайских руководителей дан через постулаты теории китайского ученого-международника Янь Сюэтуна. Основной вывод статьи состоит в том, что увеличение активности китайской внешней политики связано с достижением Китаем определенного уровня экономического благосостояния, что сделало возможным переход от приоритета экономического роста к приоритету завоевания лидирующих позиций в мире.

В статье рассматриваются особенности современного политического развития Сербии, в том числе основные направления взаимодействия с Европейским союзом (ЕС). Стратегическим приоритетом внешней политики страны с начала 2000-х гг. является участие в процессах европейской интеграции, которое сопровождается выстраиванием последовательных и прагматичных отношений с другими ключевыми партнерами, в первую очередь с Россией. Принцип многовекторной внешней политики получил развитие в первой половине 2010-х гг., однако его применение неоднозначно трактуется различными социальными стратами и политическими движениями. Механизмы ускорения или замедления процесса интеграции официальный Брюссель использует в зависимости от текущих задач и существующей политической конъюнктуры (к примеру, для ослабления российского влияния в стране и в регионе в целом). При этом, несмотря на достигнутые успехи на пути вступления в Евросоюз и благоприятную динамику переговорного процесса, уровень поддержки проевропейского курса в сербском обществе снижается с конца 2000-х гг. К основным вызовам ближайшего времени, помимо роста евроскептицизма, следует отнести проблемы институциональной гармонизации с ЕС и выполнения Копенгагенских критериев, соблюдение положений Брюссельского соглашения с Приштиной, а также сохранение сбалансированности внешнеполитического курса

В представленной статье автором исследуется ряд зарубежных кейсов практической реализации государственной молодежной политики на примере США, ФРГ и Республики Казахстан. Выбор данных кейсов обусловлен тем, что указанные государства имеют разветвленные практики реализации государственной молодежной политики. Второй фактор выбора кейсов заключается в принципиальном различии в политических системах стран и как следствие в институциональной организации и технологических особенностях сложившихся в них моделях государственной молодежной политики. И, наконец, третий фактор связан с тем, что данные государства репрезентуют различные политико-культурные традиции. Указанные различия традиций сказываются и на разнонаправленности государственной молодежной политики (так США являются классическим примером западной «плюралистической» системы молодежной политики; Германия – западно-европейской модели молодежной политики; Казахстан – яркий представитель эффективной модели молодежной политики на постсоветском пространстве). Особое внимание уделяется общим и специфическим чертам, выявленным на основе сравнительного анализа, исследуемых зарубежных моделей молодежной политики, а также возможному их применению в процессе реализации государственной молодежной политики Российской Федерации.

Статья посвящена рассмотрению феномена мягкой силы как новой формы власти в современной политической системе. Растущая значимость соответствующих механизмов регулирования общественных процессов, с одной стороны, ведёт к обострению конкуренции между странами за возможность продвигать свою повестку, а с другой – подрывает монополию государства на внутреннюю коммуникацию, формируя новые риски суверенитета. Негосударственные игроки, обладая большей гибкостью и восприимчивостью к разноплановым потребностям гражданского общества, демонстрируют способность формировать альтернативу современному государственному и мировому порядку. Одним из результатов является стремление государства «мимикрировать» под институты гражданского общества для своевременного реагирования на возникающие угрозы.